по контуру л а д о н и.

Страница: 1

Тема закрыта

Сообщений 1 страница 17 из 17

Поделиться1Пт, 18 Окт 2013 15:17

Автор: Nicole Rookwood
Гость

Название отыгрыша:
по контуру л а д о н и.

Действующие лица:
Augustus Rookwood & Nicole Rookwood

Предыстория:
Кажется, миллионы линий пересекают ладони, обрываясь или затухая. Линий, на которых шарлатаны, прячущиеся за масками добрых волшебников, зарабатывают огромные деньги и вместе с ними кусочек надежды человека на то, что все именно так и будет. Линии богатства, которое в общем-то не является смыслом жизни. Линии жизни, которые играют роль лишь для тех, кто хочет успеть покорить весь мир за отведенные семь или восемь сантиметров на ладони, исчерченных мелкими полосками, говорящими о множестве кочек на пути. Линия любви, самая длинная, часто поворачивающая в сторону вены. Единственная, от прикосновения к которой, невольно вздрагивают, желая спрятать её, сжав руку в кулак.
Сколько всего руки могут сказать о человеке? Правды или случайности, принятой за правду. Он, волшебник с большой буквы, статный, великолепный, как впрочем почти всегда. Случайное столкновение с совершенно незнакомой дамой в узком душном коридоре дома одного из приторно-сладких чистокровных подхалимов Франции, на званном ужине которого необходимо было появится только для галочки. Вежливое желание помочь, подхватив за руку, вежливая улыбка дамы, скользнувшей рукой по лицу мужчины и коснувшейся губами колючей щеки в знак благодарности. И почему в таких случаях одинокие дамы сразу переключаются в боевой режим, топя в бурлящем море или недолуже из сладчайшего флирта, даже отчетливо замечая блестящий ободок на безымянном пальце. Возможно на этом инциденте с женским желанием привлечь внимание привлекательного мужчины все бы и закончилось, дорисовав маленькую черточку на ладони и разведя две линии в разные стороны, грубо намекнув "в другой раз, в другом месте, с другим". Но ошибка случайностей в том, что он всегда бывает как правило не один.
Молодая жена, красивый хрупкий силуэт в струящемся черном платье в конце коридора. Силуэт, застывший на месте, яростно скручивающий белоснежную салфетку в маленьком кулачке. Совсем девчонка, сколько ей, чуть больше двадцати. Но сколько же эмоций в эту секунду можно увидеть в глазах, понять по ладоням, превращающим салфетку в маленький бесформенный комок. Попались, она или он, наверное оба. А ведь такие случайности приводят к стихийным бедствиям, ледяным потопам или сумасшедшим пожарам, убивающему шторму или головокружительному землетрясению. На одной волне, на одном контуре ладони, впивающийся в любимую вазу, летящую в стену вместе с цветами, подаренными кажется еще вчера. Ладони, страстно путающейся в темных жестких волосах и цепляющейся нежной кожей за покалывающие "иголочки" на его лице. Ладони, в ярости сжимающий грани прозрачного хрусталя с темной жидкостью, до осколков и крови. Ладони, которая даже после третьей и четвертой, и даже пятой мировой между ними будет магнитом тянуться ко второй.

Место действия:
Франция. Лангедок-Руссильон. Дом Руквудов. Поздний вечер, ночь и раннее утро.

Время действия:
Зима. Декабрь. 2001 год.

Рейтинг:
NC-21

Примечание:
Конкурсный отыгрыш, с соблюдением необходимых условий и использованием следующего ряда факторов:
1. Предмет - окровавленное оружие (хрустальный стакан для виски, разбитый о столешницу в ходе спора. Разбитая "роза" рассекла ладонь)
2. Действие - пощечина.
3. Время - стихийные бедствия (своеобразная интерпретация ряда стихийных бедствий, сопоставленных с той или иной эмоцией и воспоминанием двух людей)
4. Место - шесть разных мест в рамках одного отыгрыша. Начало - улица, продолжение - различные комнаты одного дома (гостиная, кухня, ванная, спальня) , отделенные между собой стенами.
5. Фраза - "Если бы ты не вмешался, всё могло закончиться совсем иначе".

Размер:
Миди

Отредактировано Nicole Rookwood (Пт, 18 Окт 2013 15:41)

Поделиться2Сб, 19 Окт 2013 00:49

Автор: Nicole Rookwood
Гость

Как много могут дать п р и к о с н о в е н ь я -
Восторг от встреч... до горького:- Прости...
Дарить л ю б в и прекрасные мгновенья
Иль в бездну слёз за р у к у увести.

Кадры силуэтов в узком коридоре продолжали вышагивать марш перед глазами, душа с каждым новым шагом все больше, смыкая невидимые костяшки вокруг шеи. Силуэт, который она знала наизусть, каждый штрих, изгиб, каждое движение, на секунду казавшейся абсурдной небрежностью во всей его суровой идеальности. И даже если бы поставили сотни или тысячи похожих, в таком же костюме, туфлях, мутно поблескивающих под тонкими полосками просачивающегося из зала света, со сходной прической, являющейся тандемом великолепной аккуратности и легкой небрежности. Она бы все равно узнала его даже с закрытыми глазами. Хотя сейчас за то, чтобы это оказалось ошибкой, Николь отдала бы полмира и еще чуть-чуть.
Она не помнила, как покинула этот пропитанный пошлостью и алчностью дом, и только ноющее ушибленное плечо напомнило о столкновении с одним или несколькими людьми, грубо кричащими вслед что-то про аккуратность и трезвость. Ноги как будто уходили под землю, заполоняя оркестром из ноющей боли от твердой и слишком высокой обуви. А зима, почему-то такая холодная именно сегодня, тихо шептала паром, выходящим вместе с воздухом, о том, что убегать в одном открытом платье было плохой идеей.
Холодно. Как же до безумия холодно. Почему?! Почему?!
Струны обрывались, больно хлестая холодным зимним ветром. Мысли кричали, срывая тысячи нервных окончаний внутри до хрипоты, до шепота. Пробки из вереницы красных фонариков машин постепенно теряли тональность, расплываясь в давяще-красные пятна. Резко остановившись, Николь с силой сняла мучающие туфли, вскрикнув от боли, и швырнула на дорогу. Как только ноги коснулись холодной брусчатки, девушка вздрогнула, ускорив шаг практически до бега.
За что?! Может и не было никакого счастья, а так, маленькая белая полоса по ладони, до того момента, как снова не началась привычная черная? Он не мог, просто не мог! Э..то, это невозможно! Дура, гриндилоу подери, какая же дура!
Девушка не заметила, как начала тихо произносить слова вслух, срываясь на интонациях. Казалось, что холод за эту бесконечность минут успел сомкнуться со всех сторон, сделав кожу еще бледнее и оставляя за собой тысячи колких отпечатков дрожи. Пальцы на ногах стали терять чувствительность
А смех той девушки и его, какие-то не различимые слова, продолжали звучать миражами в голове громче церковных колоколов. Все громче и громче. Так громко, что она просто закрыла холодными дрожащими руками уши, торопливо, сквозь боль замерзающих ног, убегая в неизвестность. На секунду ей даже показалось, что этот звон стал настолько громким, что его крик как будто прозвучал где-то совсем рядом. Как пуля, врезавшаяся в сознание где-то возле виска.
Беги, а куда бежать?! Куда?!
Последнее слово сорвалось с губ, реальность вокруг поплыла, и она упала на колени посреди пустой улицы, зацепившись за слишком длинный подол. Ладони защипало от двух маленьких ссадин, покрывающихся мелкими капельками крови. Как в детстве, когда она впервые села на велосипед, подаренный отцом, и не проехав даже ста метров, упала, больно содрав кожу на руках и коленях. Дежавю, только сейчас Николь будто падала с бесконечно высокой башни, ожидая столкновения с землей. По щекам бежали тонкие горячие дорожки.
Закрыв лицо дрожащими руками, девушка всеми силами постаралась унять дрожь. Руки скользнули по плечам, больно впившись пальцами в локти.
Что дальше делать?!
Механизм жизни, еще несколько минут назад, до идеальности отрабатывающий одинаковые звуковые отрезки стабильности и световые зигзаги на мониторе, терял заряд, рискуя убить мерзким бесконечным пищащим звуком клинической смерти надежды, веры и любви. Оставляя от неразлучного трио горстку светлых перьев, перемазанных чем-то темным и вязким. Голоса снова зазвучали в голове, на этот раз слишком близко, чтобы быть просто иллюзией.
- Оставьте меня. Оставьте в покое - голос был настолько тихим, что Николь слышала себя как в стеклянном, закрытом со всех сторон кубе.

Поделиться3Сб, 19 Окт 2013 01:26

Автор: Augustus Rookwood
Гость

Моё с е р д ц е бьется до тех пор
Пока я знаю, что т ы л ю б и ш ь меня.

А я так надеялся, что все пройдет более-менее мирно, - лживо улыбаясь, думает мужчина.
Ему осточертела эта лживость в каждом лице, ему приелась эта светская болтовня, в которой нет ни единого слова правды. И он почти ненавидит это якобы светское общество, у которого ни гроша за душой не осталось, после этой войны. Все они – часть этого гнилого, безкислородного общества.
В зале, где недавно он плавно вел свою жену в чувственном танце, активно обсуждалась политика и свежие сплетни, а ему это было противно, поэтому учтиво поклонившись толстому кошельку в изумрудном фраке, Руквуд вырвался прочь из ужасного места, срывая с себя маску и переставая притворяться, что ему нравится этот театр. Николь долго не было, и он решил подождать ее где-то здесь, в коридоре, который вел к залу. Внезапно на плече у волшебника повисла длинноногая барышня, кокетливо улыбающаяся и извиняющаяся. Августус улыбнулся ей, помогая оказаться в вертикальном положении, а она целует его в щеку. Улыбка мгновенно сползает с его губ: он всегда ненавидел женщин, которые, не смотря на своё положение, охотились за мужчинами, пытаясь использовать их, как мимолетное увлечение и потеху. А та, что была магу дороже всех наград, запечатлев на сетчатке своих прекрасных глаз этот, не самый красивый кадр их семейной киноленты, побежала прочь из ненавистного поместья.
Руквуд потратил меньше минуты на короткое прощание с леди, что так изящно коснулась его шеи, в якобы, случайном жесте и бросился следом за женой.
В голове пронеслись ноты, складываясь в музыку, которую он слышал когда-то и играл сам, когда они с Николь впервые оказались в фамильном поместье Руквудов. Фредерик Шопен, вальс номер семь, до-диез минор – великолепная музыка, в такт которой бились мысли Августуса, когда он бежал за уплывающим в сумрак ночи силуэтом Николь. Платье она выбрала простое, если сравнивать с другими представительницами прекрасного пола, но Руквуд не смел, отвести взгляд от своей Персефоны. Весь вечер она была эталоном женской красоты и кто бы, что не говорил о своей спутнице, маг только кивал, чтобы не обижать других девушек и женщин.
Он видел, как куда-то в сторону улетели туфли. Холодный ветер подхватил подол платья девушки, превращая в парус, за которым следовал мужчина. Он всегда будет следовать за ней, всегда будет искать ее в толпе и, нет сомнений, отыщет, даже если придется для этого продать душу дьяволу. Впрочем, он уже совершил однажды сделку, когда просил подарить ему хотя бы немного внимания прекрасных глаз Николь.
— Николь! — Августус кричит ей вслед, наконец, догоняя, а она падает на колени.
Без раздумий он поднимает ее на ноги, опускается на корточки перед женой и берет пострадавшие ладони в свои руки – не может допустить ее боли, не может допустить повреждений, она ведь его богиня.
Легкий взмах руки и от царапин остается только неприятное воспоминание – прелести владения волшебством, особенно, когда девушка, которую любишь, считает своим долгом искать приключения.
Руквуд аккуратно берет ее за подбородок, приподнимая прекрасное личико и вглядываясь в глаза. Он ищет в них объяснений, оправданий, и не находит ничего, кроме внезапно вспыхнувшего пламени ревности. Ранит. Становится нечем дышать и волшебник буквально отступает на несколько шагов, отпуская девушку. А в голову уже закрались гадкие мысли, заставляющие начать выяснять отношения, прямо здесь, наплевав на этикет и какую-то гордость. Начать кричать на нее, скандалить, или просто проигнорировать полностью и аппарировать домой, как и случалось раньше? Николь прекрасна и волшебник иногда не понимал, что заставляет девушку сомневаться в ее уникальности. И ладно бы для других, но для него, она – самое невероятное, что могло случиться. Для него, убийцы и предателя… Для него, монстра в железной маске, который дышит запахом ее волос и не представляет себе больше никакого другого воздуха.
— Скажи, — голос звучит слегка с хрипотцой, но он не может ничего с собой поделать, ведь еще не определился, больно ему или он дико зол. — Я давал тебе хотя бы один повод усомниться в своей честности?
И голос не дрогнет, постепенно замерзая и покрываясь ледяной сталью, которая дарит холодный ожог. Он самый больной, а шрам от него остается глубже, чем от кислоты. И Руквуд смотрит в глаза пытливо, ему важно знать – почему все так меняется, почему он обрек себя на перемены и обязательства, чтобы в такие вот нелепые ситуации попадая, оправдываться?
Извержение вулкана. В глазах появляется опасный блеск. Она не доверяет ему. Какой к мандрагорам, может быть брак?!

Отредактировано Augustus Rookwood (Сб, 19 Окт 2013 01:34)

Поделиться4Вс, 20 Окт 2013 23:45

Автор: Nicole Rookwood
Гость

Когда я вижу, что т ы с м о т р и ш ь на меня,
Я д у м а ю, что смогу найти желание
Бороться за каждую свою м е ч т у.

Говорят, что надвигающееся извержение вулкана лучше всего переждать на огромной высоте, чтобы в случае быстрого всеуничтожающего потока из лавы, которая способна повредить даже камень, не попасть в самый эпицентр. Но только не для тех, кто плевать хотел на безопасность, находясь в самом жерле и подливая кипящее масло для скорейшего поднятия лавы. Рейс доверие, самый надежный, терпел крушение, подгибая железные крылья и камнем падая вниз. В воздухе уже ощущался серный запах очередной ссоры, воспаляя горло и перекрывая возможность дышать. Едкий дым застилал все вокруг, превращая в серую бесполезную массу. Прохожие поспешно эвакуировались, обходя Николь и Августуса стороной. Огненные осколки слов-предположений летящие со всех сторон, поджигали и без того подступающую злость. Глаза резало от жара каждого такого осколка все сильней.
- Ты дал его сейчас. Если бы был уверен, что повода не будет, не задавал бы такого вопроса, – охрипший едва слышный голос с каждой секундой до неузнаваемости изменялся, наполняясь металлом, тяжелым сплавом обиды, ревности и отчаяния. Вырвать руки с садинами, успевшими покрыться мелкой сеточкой капелек крови, девушка не успела, с долей досады от пропавших ранений, хоть как-то щемящей болью останавливающих потерю самоконтроля. Августус отступил на шаг от нее, тем самым практически разрушив призрачно маячущую иллюзию в голове Николь. Иллюзию о том, что она была не права, глупо ошиблась, сведя случайность в коридоре с какой-то малоизвестной девицей к ножу в спину, с тупым, зубчатым лезвием. Теперь же лезвие будто повернули один раз по часовой стрелке. - что же ты стоишь? Возвращайся назад в поместье в этот коридор к без сомнений роскошной девице, с такой яркой помадой на твоей щеке по-другому быть не может! Она наверное так и осталась стоять в томном ожидании!- голос Николь постепенно перешел на крик. Охрипшее и скованное холодным воздухом горло жгло, а смазанное красное пятно, контрастном выделяющееся на щеке мужа лишь больше пробуждало и без того уже начавший искрить вулкан. На долю секунды в глазах промелькнуло сомнение и страх за столь громкие слова. Резко отвернувшись и чуть не потеряв равновесие из-за того, что успевшие замерзнуть ноги теперь слушались как если бы были в формах с застывшим цементом, Николь сделала несколько шагов в сторону безлюдной улицы. Даже не оборачиваясь, стараясь побороть новую волну подступающей лавы из слишком острых слов, девушка аппарировала домой. Хлопок, на несколько секунд пространство превратилось в пеструю кашу, и под босыми ногами оказался деревянный пол. На смену улицы пришла темнота, вырывающая силуэты мебели гостиной и больших двухстворчатых окон. Наверное это был первый раз, когда Николь была рада, что на момент званного ужина, маленький сын был отдан дедушке. Мысли беспорядочно путались в голове, пережевывая и ставя на повтор каждое сказанное слово. Тишина, нарушаемая лишь гулом разыгравшегося за окном ветра, давила, громко стуча по вискам и невыносимо свестя в ушах.
- Ненавижу! Ненавижу этот день! Провалиться бы сквозь пол прямиком к гарпиям в ад! - мысль о том, что Августус действительно вернется или уже вернулся в поместье вызвала такую ярость и отчаяние, что она даже не заметила, как в руках оказалась ваза с цветами, кажется подаренными еще вчера. Не долго продумывая траекторию полета, Руквуд с силой запустила ее в противоположную стену. Представить любимого мужчину в неаккуратных, грубых руках какой-то ведьмы было выше ее сил. Ведь ведьма не могла знать, что ее навязчивость может его взбесить, что он ненавидит, когда кто-то дотраивается до его шеи или спины, еще и приследуя при этом желание вывести из самоконтроля. Когда-то, сейчас кажется, что это было очень давно, Августус спросил ее, за что она его любит. Она тогда будучи студенткой, хмыкнула, рассеянно улыбнувшись и дотронувшись пальцем до кончика его носа и начав, что ей нравится его нос. Потом обратила внимание на появившуюся теплую улыбку, сказав и про нее. И руки, которыми он так часто выдавал свое волнение или нестабильное состояние, когда лучше лишний раз не лезть. И смех, бархатистый, сдержаный, но такой заразный. Она любила его просто за то, что он такой, то сложный до безумия, то простой до еще большего безумия. За громкие перепалки с сотнями хлестающих слов, по пустякам или глупостям, и тихие перемирия, когда слов не требовалось вообще. И будет продолжать это делать, даже если вспыхнувший вулкан сегодня по всем шкалам предвещал массовые разрушения и гибель чего-то очень ценного.
Ударившись об стену, ваза разлетелась на осколки, в нескольких сантиметрах от места, где спустя пару секунд появился Августус. В глазах девушки завис тягучий испуг, заставивший замереть на месте.
Он не вернулся туда. Не вернулся. Мерлин, я могла его ранить.
Сознание громко орало собраться, успокоиться, но видимо этому не суждено было случится.

Отредактировано Nicole Rookwood (Вс, 20 Окт 2013 23:46)

Поделиться5Пн, 21 Окт 2013 14:33

Автор: Augustus Rookwood
Гость

С м е р т ь ? Не та, о которой мы пишем,
Едва научась рифмовать, —
Иная, которою дышим,
Когда уже нечем д ы ш а т ь...

Зачем она ворвалась в мою размеренную жизнь? Зачем перевернула ее с ног на голову, ставя под угрозу стабильность моего жалкого существования? Зачем я бегу за ней, когда она не желает признавать меня рядом? Зачем я пытаюсь запереть ее, когда у нее появляются мысли о свободе? Она – моя птица, созданная пеплом наших поступков, которые обязательно приносят боль одному из нас, даже если в идеальном, первоначальном варианте мы пытались помощь друг другу. Она – мой символ, мой флаг на башне королевства забвения, и я лечу к ней, как призрачный летучий голландец. Почему так, а не иначе? Потому что без нее, меня нет. Без нее я жалкая тень, часть почти забытой жизни, в которой я должен был умереть, но выжил только ее молитвами. И почему же я должен отпустить ее сейчас, когда какая-то французская шлюха пыталась соблазнить меня? Неужели моя гордость сильнее любви к ней? — Мысли путались, отражаясь в оконных рамах домов, напротив которых стоял мужчина.
Она исчезла, а он ничего не сделал для того, чтобы остановить ее. Она просто испарилась у него на глазах, и гнев сразу же захлестнул с головой, не оставив в стороне этой вспышки эмоций фонарный столб: утробное рычание дикого зверя и кулак Августуса с характерным звуком врезается в железное основание фонарного столба. Звон. Он проникает в пульсирующую руку, но боли он не чувствует, и не почувствует до тех пор, пока не закончится этот вечер чем-то определенным. Он ненавидит теряться в догадках, ненавидит намеки и с чтением мыслей у Руквуда со школьной скамьи большие проблемы. Поэтому постояв, немного в одиночестве на улице, он решил разобраться со всем раз и навсегда. Быть может, он просто не создан для брака, а у нее не было опыта до него – слишком маленькая, слишком невинная, в двадцать лет она уже мать, мать его сына. А он? Он ее готов уберечь даже от собственноручно причиненной боли, которая как всепоглощающий поток раскаленной магмы способен сжечь в себе все и не оставить ни следа.
С хлопком аппарации мистер Руквуд оказывается в комнате. Под ногами что-то хрустит, и опустив взгляд вниз, волшебник обнаруживает осколки разноцветного хрусталя, которые он вдавливает в подошву своей же обуви. Затем мужчина поднимает голову, чтобы встретиться взглядом с Николь, и видит страх. Но не может разобрать, чего именно она боится, то ли его, то ли за него, то ли своего необъяснимого гнева. Она же должна понимать, что то, что она видела – не причина для ревности.
Августус протягивает ей руку, чтобы дать понять, что не тронет ее и пальцем, как не трогал и раньше, но в тоже время ощущает, что разговор этот, ни чему не приведет.
— Все приходит с опытом, пойми, в любви особенно: нет сорванных с петель дверей, каких-то нервов, ты первым делом учишься ценить мгновения. И сколько бы не было вечных историй, а у всех все всегда по своему… Запутано, неясно…
Под ногами слишком отчетливый хруст наконец пропал и только ступня чувствует, что впившийся осколок вазы не дает ступать полноценно без лишнего звука. Расстояние, разделяющее их, сокращается. А Руквуд заставляет себя улыбнуться и касается указательным пальцем щеки жены, проводя подушечкой по гладкой коже. Он словно художник, лелеющий свой шедевр, очерчивает контуры ее прекрасного лица, влажного от не успевших высохнуть слез.
Затем он поворачивает голову вбок, той щекой, на которой и была та самая помада. Это не жест неодобрения, не попытка спровоцировать скандал, а жизнь. Он считает, что не виноват, ему нечего скрывать, кроме своего к ней чувства. Он знает, что будет принят и понят только ею одной, так зачем же ходить вокруг да около? Можно спастись от потока магмы и в объятиях любимой женщины.
— Я не собираюсь оправдываться, и ты это знаешь. — Говорит Августус мягко, умело подавляя гнев и посылы всего и всех на тысячу различных, не самых цензурных маршрутов. — Я устал от сцен, Николь. Я не понимаю, почему ты так ведешь себя, когда явственно понимаешь, что не видела явной измены. Я не понимаю, и не могу понять, почему ты так реагируешь.
Он снова смотрит ей в глаза, ища объяснений, но не находит их и огорчается. Неужели все уже кончено? Их белоснежный самолет, войдя в штопор, несется по наклонной вниз, грозя разбиться о скалы раздутого конфликта, а лава гнева и обиды навсегда уничтожит остатки теплых чувств, когда породивших желание сражаться за жизнь у пожирателя смерти.

Отредактировано Augustus Rookwood (Пн, 21 Окт 2013 14:34)

Поделиться6Пн, 21 Окт 2013 19:53

Автор: Nicole Rookwood
Гость

Холодной з и м о й в диалогах весны,
С п а с т и, сохранить только ты мог.
Тебе не должны сниться плохие с н ы,
Ты же м о й Бог.

Почему я делаю все не так? Не так выражаю, что бесконечно нужен. Не так волнуюсь, становясь язвой и курицей-наседкой в одном флаконе какого-то малоприятного зелья. Не так поддерживаю, замолкая и не решаясь что-то сказать, когда с головой накрывает ощущение, что ему просто нужно хоть одно слово, напоминающее о том, что все хорошо. И даже не так молчу, о чем язык говорить не поворачивается. Не так, как надо бы. Сколько было их, двое, или даже один. Задиристые студенты львиного факультета, дети, гордые, любящие себя ровно на столько, чтобы на «любовь» ко мне оставалось пару часов в сутки. Несколько стандартных фраз, вычитанных в какой-то книге или услышанных от кого-то, что вероятнее. И мне этого было достаточно, чтобы сердце пело и розовые пикси порхали в голове. Глупая, так ошибаться, оно не пело, оно кричало, кричало «н е н у ж н а», пробуя каждую букву на свой особенный лад. А потом появился он, и все будто встало на свои места, как и должно было быть. А я даже не могу взять себя в руки сейчас и подарить то безмерное количество тепла, на которое способны мои мысли. Но идти за ним готова в ядерную войну, ледяной дождь, палящее солнце, по горячим углям, битому стеклу, по лезвию, вдоль пропасти. Почему так? Потому что без него меня нет.
Она только что чуть не разбила не живую вазу о любимого человека, она сказала столько всего, не смея останавливать взрывающиеся шашки слов. А он подошел к ней, улыбнулся, касаясь замерзшей рукой. Закрыв глаза, девушка повернула голову, теряясь в веренице горячей дрожи, сеточкой разбегающейся по лицу, не смея дышать. Но неожиданно что-то щелкнуло, слова сказанные им всего мгновение назад, будто раскаленной кочергой стукнули по раздраженному сознанию.
Опытом?! Ценить мгновения?! Такие мгновения? Так может он теперь будет коллекционировать такие мгновения по всему телу, а не только на щеке!
Открыв глаза, Руквуд отступила на шаг, оттолкнув мужчину. А ведь она глупо зацепилась за слова, несколько слов, будучи раздраженной и не желая понять целостные предложения.
– Мгновения?! Ты имеешь ввиду вот такие мгновения?! Так мне ждать повторений в темных коридорах на приемах, или может в твоем кабинете в Министерстве, на столе к примеру. Или в нашем доме, пока я на работе?! Где?! Ты скажи, чтобы я вдруг не пропустила свой собственный опыт! – голос снова сорвался на крик. Николь сделала несколько шагов в сторону более совещенного помещения. Они забыли погасить небольшую настенную лампу на кухне, перед уходом. Которая теперь одиноко сияла, предупреждающе мигая холодным желтым светом, как маячок, кричащий на световой азбуке Морзе прекратить.
- Не видела явной измены? Августус, ты надо мной издеваешься?! Ну так пригласи следующий раз посмотреть! Я не буду мешать, обещаю, даже свечу подержу!
Взяв один из стаканов, стоящих на подвесной полке, девушка с силой запустила его в стену за мужем. Потом второй, третий. Ледяной град куда больше размером, чем горошина, предвещал стать вторым стихийным бедствием за вечер. Говорят, посуду бьют на счастье, она же била её на крах своего счастья. Травмируя красивые объемные обои на стене, красивый цветочный принт, который они когда-то выбирали вместе. И клеили тоже вместе, задорно смеясь, бегая друг за другом и вымазываясь в клее, она тогда вырезала корону из обоев, а он одну из самых красивых роз и приклеил ей на спину обойным клеем, смеясь.
- Оправдываться? Ну конечно, это моя участь, оправдывать себя и свои подозрения! Ненавижу, слышишь, ненавижу! – крича, Николь кинула очередной стакан, стукнувшийся в перегородку между кухней и гостиной, и разлетевшийся на мелкий град осколков. – Устал от сцен, замечательно, эта будет последней. В антракте можешь посетить какой-нибудь темный коридор и даже программку на память оставить!
Сцена красивой драмы начинала трещать от шквала аплодисментов, а опускающийся занавес уже успел слететь с тяжелых тросов с одной из сторон и теперь болтался, как самый ненадежный подвесной мост над пропастью.
Затуманенный от слез взгляд вырвал из арены разрушений подоконник, заставленный аккуратным рядом фоторамок разной величины и формы. Из застекленных прямоугольников и овалов смотрели счастливые лица, улыбающиеся, смеющиеся. Обычные фотографии её родителей и сестры, волшебные колдографии счастливой семьи – её, Августуса и маленького сына. Поддавшись новой волне гнева, Николь одним небрежным движением провела по подоконнику, скидывая все, что там было. Рамки полетели вниз, послышался звон стекла, глухой звук от ударов металла, скрежет, от ломающихся деревянных рамок. Яркие картинки, разбросанные по полу, накрывал хаос из стекла и кусков рамок, как пепел на целом букваре самых сильных слов – семья, мы, наш.
Смотри, как я разбиваю нашу жизнь! Смотри, это будет моя последняя реакция. И если меня потом настигнет зеленая вспышка твоей палочки, я хотя бы не буду мучится.

Отредактировано Nicole Rookwood (Пн, 21 Окт 2013 20:10)

Поделиться7Вт, 22 Окт 2013 01:35

Автор: Augustus Rookwood
Гость

Here comes the r a i n again
Falling on my head like a m e m o r y
Falling on my head like a new e m o t i o n.

Руквуд внезапно осознает, что ненавидит, когда она кричит. Ненавидит, когда она обвиняет его в том, что он не совершал и даже не мыслил об этом. Он постоянно твердил, что произнося что-то слишком часто, Николь неосознанно убеждает в этом и самого мага. Он знал, что вновь останется, не услышан ею и будет бороться с упрямством, как будто будет пытаться оседлать безумного быка, взять его за рога и укротить.
Внезапно оказывается на расстоянии от жены, причем не собственным желанием, а ее усилием. Волна гнева внезапно поднимается к глотке, как лава идет вверх, по жерлу вулкана. Волшебник сжимает зубы до неприятного скрежета, скулы его становятся острыми, а в глазах появляется опасный блеск. Это искры пламени, в котором Руквуд почти согласился мысленно сжечь их отношения. Что он может сказать? Ничего. Он ничего не может сказать на этот счет, потому что у него нет слов.
Нет слов потому, что Николь, его Николь, прежде радостное солнышко, согревавшее мужчину своими яркими и теплыми лучами, обжигает до боли и крови, переборщив с температурой. И он никогда не станет повышать на нее голос, никогда не станет упрекать ее в ее же скандальных выходках. Он не стал бы ломать ее характер, чтобы перекроить таким образом, как удобно стало бы ему. Он не отказался бы от нее такой, как она есть, даже под страхом смерти, а потому сейчас он и терпит ее крики. Ее скандалы, ее нервозность, ее хамство.
Гнев бурля и закипая снова и снова на опасное расстояние приблизился к горлу, теперь Августус не должен ни на секунду открывать рот, чтобы не вырвались гневные обвинения в том, что его рыжеволосая богиня не делала. Горошины фраз градом будут падать на ее прекрасную голову, с каждой секундой все сильнее причиняя боль. К сожалению, Августусу не требовалось унижать человека или кричать, чтобы уничтожить его морально, подорвать его авторитет, самооценку и размозжить его чувства о скалы на краю души самого Руквуда. Это далеко. Это далеко и слишком остро, чтобы выжил хоть кто-то или что-то. Это слишком опасно, поэтому никто и ничто не пробирался туда, к этим скалам, на край души, даже Николь. Именно там прячется та часть Руквуда, которую опасается его друг – опасный человек, не знающий пощады и сжигающий взглядом. Он умеет и знает много, он бывает в гневе страшен почти так же, как Фенрир Сивый или Эйвери. Но все это слишком страшно и сложно для понимания одной неопытной, маленькой девочки, которая слишком часто плачет и без вмешательства со стороны Руквуда. Впрочем, он стал замечать, что все чаще и чаще сам вызывает у жены дождь и соленых капелек, скользящих по щекам.
Молчи, молчи и ничего не говори. Она не знает, что ты чувствуешь, она не знает, как все было, или просто отказывается знать. Она понимает, что никого кроме нее у него в жизни нет, и понимает, что он действительно не виноват. Ей обидно, а может просто все летит под откос в режиме автопилота, она сбила рычажок автоматической остановки в конце пути, но он не сработал, и все началось снова. С удвоенной силой. Мы пересекли миллионы линий, разрушались каждую секунду и обращались в единое целое только тогда, когда были рядом друг с другом. Слезы это соль, а потом вода и она исчезает после того, как выходит, а общечеловеческое заблуждение об облегчении после рыданий, это всего лишь выгодный самообман. Она лжет себе, разрушает меня, разрушает себя и все, что было дорого когда-то. Мне надоело, но я терплю, я не хочу, чтобы мой сын стал квоффлом, которого мечут его родители от кольца к кольцу. Какая ирония – никогда не любил квиддич, ненавижу летать на метле и терпеть сцены, вроде той, что сейчас вижу. Мои мысли удобно вытесняют все остальные переживания, мне становится все равно, и только ледяной блеск отрешенности выдает все мои чувства этой девушке. Девушке, которую я спасал ценой собственного авторитета среди пожирателей, рискуя умереть от руки Темного Лорда… Кто бы мог подумать, что все это окажется ложным, никому не нужным и слепо разбитым, как хрупкая, хрустальная ваза. Впрочем, о чем это я? Хрупкие вещи больше всего нуждаются в защите…
Маг отвел взгляд в сторону, все еще пребывая в своих мыслях. Он точно решил ничего не отвечать Николь, потому что уже не раз бывал в подобной ситуации – отвернется, успокоится, и тихо скажет, что любит, а он ради этого одного слова только и дышит. Дышит ею, как кислородом. Затем вновь взглянул в лицо жены, в который раз отмечая для себя, что она прекрасна даже в гневе. Она прекрасна. Всегда.

Поделиться8Ср, 23 Окт 2013 21:01

Автор: Nicole Rookwood
Гость

But everything comes f a l l i n g down,
A s i l l h o u e t t e , a smile or frown,
At a n y t i m e, all we do is w r o n g.

Молчание всегда было одним из самых страшных оружий во все века и поколения. Никакое непростительное заклинание нельзя сравнить с молчанием. Оно как самый страшный боггарт, принимающий ни те страхи, о которых мы уже знаем и умеем с ними бороться, а те, которые сами появляются вереницей вслед за давящей тишиной. Её страхи, что когда-нибудь она будет не нужна, когда-нибудь кто-то другой услышит "моя", "единственная". Кто-то, кто не сможет ценить каждую секунду этих слов, каждое мгновение: смешное, грустное, задумчивое, опасное, балансируя на грани жизни и смерти.
Она в каком-то состоянии тягучей подвешенности смотрела на разбросанные по всему полу «погибшие» воспоминания, заключенные в прямоугольники колдографий, ставя на повтор секунды их смерти, секунды такого легкого полета до того, как громко удариться о твердый губительный пол. Секунду за секундой прогоняя кадры перед глазами, будто старенькую зажеванную магнитофонную пленку. Потом перевела взгляд на мужа, уже готовая услышать град громких слов, ударяющих, как будто каждое сделано из свинца, уже чувствуя, как они будут пролетать насквозь, оставляя пустые дыры где-то внутри. Она уже чувствовала гнев, волнами исходящий от него и разрушающий прохладный ночной воздух.
Давай же, сломай мои подозрения! Заключи каждую искру моего гнева в титановый куб аргументов, что я ошиблась как хронический завсегдатай Дырявого Котла, уже путающий на вкус дешевую медовуху с лучшим эльфийским вином. Не чувствуя вкуса, а только то, как градусы алкоголя попадают в опаленное, изношенное от ожогов, горло! Сделай хоть что-нибудь, но только не молчи!
Мысли замерли, обнимая застывшими от холода нервными окончаниями, падая на колени и молясь хотя бы об одном слове, сорвавшемся с его губ. Николь сама была готова упасть на колени и кричать шепотом в пропасть из тишины, чтобы он сделал хоть что-нибудь. Но Августус стоял на месте, не сделав ни единого шага. Мысленно убегая все дальше от Николь, в сторону резкой линии горизонта, оставляя бесцветный не пробиваемый силуэт.
Я права.
- Молчишь? Нечего сказать, значит я права. Мерлин, как же это – заламывая руки, девушка сделала несколько шагов на месте, борясь с желанием послать к фестралам все подозрения и забыть, вымолив прощения за собственную ревность. Сделав несколько шагов на встречу, Руквуд была готова потянуть за трос, начав поднимать белый флаг, успевший превратиться в потертый кусок ткани из-за частого использования. Но глаза снова уколол красный отпечаток на щеке мужчины, как будто ставший еще ярче.
Если я не права, тогда почему же он оставил его?! Не стер, как грязное пятно, ставшее финальной розой вечера или уже ночи?! -Девушка уже перестала обращать внимание на время, которое успело пересечь тонкой стрелкой полночь. – а ведь если бы я не вмешалась, все могло закончиться совсем иначе. В том коридоре!
- Ну тогда пусть будет для симметрии, раз тебе так нравится, как смотрится красный на твоем лице. - Сократив расстояние и сама не думая, что делает, Николь с силой ударила мужа по другой щеке. Сознание запоздало прокричало «стоп!», ладонь с силой врезалась в щеку, пальцы начали неметь от пробежавшего колючего электричества. Отняв дрожащую руку, Николь в ужасе посмотрела на собственную ладонь.
Браво, занавес рухнул, с треском, с лязгом, давя все декорации и разметая распластавшейся тканью театральную пыль. Спектакль окончен, актеры не пострадали, их просто больше не было. Отступив на несколько шагов, Николь развернулась, ища глазами свет в конце тоннеля или полосатую рамку с надписью «снято», ища спасения, как загнанный в ловушку зверь. Спасения от себя самой.
Ноги понесли в ванную, дрожащие пальцы включили холодную воду, прокрутив ручку до блокирующего треска. Вода шумно брызнула из темного квадрата, прикрепленного к потолку, разбивая затуманенность сознания ледяной водой, настолько холодной, что казалось, с каждой каплей она снимала кожу заживо. Как если бы это был ядовитый дождь, отравленный химическим оружием – жизнью. Черная ткань платья становилась неминуемо тяжелой, утягивая вниз. Маленькие кулачки врезались в холодную плитку, распространяя дрожь от холода по всему телу, сковывая льдом.
Как подсудимая с чистосердечным признанием она ждала вердикта Августуса-прокурора, Августуса-адвоката и Августуса-судьи в одном лице. И навряд ли он осознавал, что в его руках теперь вся ее жизнь. Навряд ли она сама сейчас осознавала, что в случае обвинительного приговора пойдет ко дну, упадет вслед за занавесом.

Отредактировано Nicole Rookwood (Ср, 23 Окт 2013 21:37)

Поделиться9Пт, 25 Окт 2013 01:03

Автор: Augustus Rookwood
Гость

No s h a d o w s
Just r e d lights
Now I'm here to r e s c u e you

Треск. Так трещит по швам семейная жизнь. Из-за недопонимания, недоговорок и упрямства, из-за слепой уверенности в несуществующем будущем, которое, как призрачный странник лишь издали предоставит обзору, всколыхнув подолы своего плаща.
Боль. Так больно бывает, когда рушится жизнь. Своя и чужая, ту, за которую ты поручился перед лицом многих людей и перед самим собой. Так получается, когда больше нет доверия.
Руквуд поднимает руку, сквозь пелену гнева прорываются его грубые пальцы и касаются пылающей щеки. От кожи веет пожаром, а эхо звонкой пощечины искрами угасающего звука сыплется на пол перед ногами. Они перемешиваются с осколками стекла, поблескивающего в тусклом свете одинокой лампочки, блекло освещающей путь в кухню. Такими темпами Руквуд начнет думать о себе, как о законченном алкоголике. В их доме хорошего алкоголя было в избытке, и пусть пожиратель иногда и прикладывался к бутылке, но все-таки никогда не злоупотреблял. Сейчас появилось ужасное, жгучее изнутри желание напиться и забыться, чтобы глаза открылись только завтра или лучше после завтра, а еще лучше – через неделю, когда все успело бы устаканиться.
Все просто получается: мир-маятник качается, а свет переключается на звук. На расстоянье выстрела рассчитывать бессмысленно, что истина не выскользнет из рук и не порвется бесконечный круг.
Руквуд делает шаг, не помня себя от злости, что гложет усталую душу пожирателя. Он не понимает, что толкает его на жизнь совместно с этой девушкой-вихрем, не понимает и теперь отказывается понимать. Хороший ирландский скотч спасает Августуса от истерики, которой он с трудом не поддается и старается держать уплывающее на край мироздания, сознание. Щека все еще горит диким пламенем, но звенящие ноты с болью перестали осыпаться на пол под ногами.
Граненый стакан наполняется жидкостью цвета кофе, только прозрачнее, а комната, в свою очередь, запахом алкоголя. Руквуд выпивает первый стакан залпом, морщится и отступает на несколько шагов от стола, упираясь поясницей в столешницу. Дерево не имеет дыши, не имеет чувств и Руквуд всей душой желает слиться с ним, как будто врасти в него пальцами-корнями и обрести Дзен. Человек не меняется, меняются обстоятельства – он не может быть хорошим изначально и стать плохим резко, даже переломные моменты в жизни не смогли изменить натуры Августуса. Он стал пожирателем по собственной воле, ему было скучно, хотелось двигаться вперед, хотелось славы и достижений, а поэтому он решил, что сможет убить. Он слишком хорошо помнил до сих пор, как рвало тогда еще юношу, после первого убийства. Невероятное чувство власти, опьяняющее, дурманящее, которое держишь за хвост, как призрачную птицу, которая исполняет лишь твои желания.
Снова мужчина наполняет бокал и снова пьет залпом, обжигая горло и прижимая к носу манжет своей же рубашки. Он пахнет одеколоном, который покупает он себе сам и даже Николь не знает, почему именно этот парфюм делает Руквуда таким…невероятно особенным.
Николь…прекрасная девушка, околдовавшая своего рыцаря на черном коне, в черных доспехах, с меткой пожирателя смерти, служителя и жреца, который всякий раз готов выхватить палочку и убить. Только потому, что он такой, каким он стал – сожалеть поздно, а в конце тоннеля света нет и погасли их звезды. Снова наполняется бокал, снова выпивается быстро, но с некоторыми паузами. Августус умеет пить, но не преследует цели напиться в гусли. Он разглядывает «волны» виски, разбивающиеся о края стакана, словно этот миниатюрный шторм объясняет заблудшей душе, что же делать дальше. Внезапная вспышка ярости и звериный рев, почти забитого насмерть царя зверей, заставляет руку резко метнуть стакан с алкоголем о столешницу. Но руку Августус не убрал, наивно полагая, что сможет сделать это и потом, а может просто, не думая о боли. Волны выплескиваются за грани стакана, а сам стеклянный сосуд, уже успевший покрыться маленькими трещинами, хрустит под сильным нажатием дрожащих пальцев мага.
Он человек. Он еще слишком человек, чтобы отказаться от злости, ненависти, гнева, праведного – особенно. Руквуд отнимает руку от стакана и незаметным для себя самого движением, скорее рефлекторным, смахивает со столешницы многострадальный фужер. Не проходит и секунды, как тот разбивается о кафельный пол их маленькой, уютной кухни, а шум воды из ванной проносится эхом разбитой жизни в сознании мага.
Зачем я слышу, как ты дышишь? Мои руки сомкнуться на твоей шее с такой любовью и нежностью, что ты не почувствуешь смерти и боли. Ты больше не будешь чувствовать моего присутствия, ты не будешь плакать, не будешь знать, что я – поддонок и убийца. Ты будешь счастлива, когда меня не будет, или когда не будет тебя и меня?
Мысли слишком тяжелая штука – выпить из горла виски, это как раз то, что внесет ясность мыслей и облегчит их. Дышать.

Поделиться10Сб, 26 Окт 2013 01:57

Автор: Nicole Rookwood
Гость

Всё э т о как полотна Сальвадора Д а л и,
Ищешь о т в е т ы снаружи, но ответы в н у т р и.
И хочется закричать всему в о п р е к и,
С п а с и меня, мне не встать без твоей р у к и.

Дышать.
Дышать, извиняясь за каждый вдох. Как же сложно дышать наперебой с ледяной стихией, сковывающей каждую точку под кожей, еще способную чувствовать. Способную кричать, посылая дрожь в кончики пальцев, впивающихся в скользкую плитку, покрытую мелкими капельками воды. Будто надеясь разорвать ледяное бесчувственное пространство на керамические осколки, путаясь пальцами в пустоте только для того, чтобы дотянуться до звезд по ту сторону, обжечься, остужая кончики пальцев на губах. Обжечься и понять, что были сказаны мириады слов, холодных, как сталь, острых, как лезвие, и ни одного правильного.
- Что же я наделала, – мертвый слишком тихий голос падает до хриплого шепота и кашля из-за неожиданно попавшей в горло холодной воды. Великолепная прическа на глазах рушится, падая медными мокрыми прядями на лицо, на плечи. Металлические шпильки падают вниз, слишком громко ударяясь о пол и заставляя вздрагивать при каждом таком звуке еще больше. Вокруг закрытых глаз по щекам разбегаются черные неровные дорожки, последние отголоски черных изогнутых линий вдоль века, делающих её глаза еще более яркими. Дрожь постепенно сдается холодной воде, начиная выбивать чечетку по всему телу, играя соло вины, осознание которой начало вытеснять многотомники эмоций, разбросанные в голове. Так же, как и осознание, что продолжение водотерапии такой низкой температуры может повлечь за собой далеко не те последствия, которые призваны отрезвить ум и отбить желание спать.
Плевать. Я превратила в лед все, что было так дорого. Заключить себя в ледяные оковы будет отличным завершением.
Девушке казалось, что вода становилась все холоднее, а дрожь теперь пробирала до костей, как электрический разряд в триста вольт от дефибриллятора, когда каждый последующий разряд настолько сильнее предыдущего, что маленький приборчик с парой проводов может рывком вытянуть из бездны, или толкнуть в пропасть в одно мгновение. Руки ощутимо дрожали, все больше сжимаясь в кулак и больно впиваясь короткими ногтями в ледяную кожу. Голова от малейшего движения отдавала сумасшедшей болью где-то внутри, будто каждую секунду связывая все нервные окончания в морские узлы. Ступни от холода теряли ощущение твердого дна, будто уходя куда-то вниз. Сковывающей болью выли места, где появились открытые после строгой обуви мозоли, лопнувшие от холода и теперь окрашивающие воду в красно-розовый цвет.
Остановись. Прекрати.
Полусонное сознание едва слышно растягивало слова, или это был уже бред от холода. Открыв глаза, Николь пошатнулась, вцепившись руками в спасительную стену. Голову пронзила безумная боль в висках, белая ванная закружилась вокруг, набирая обороты. Сильно зажмурив глаза, Руквуд прижалась лбом к холодной стене, судорожно дыша.
Не могу больше, не могу.
Руки медленно начали съезжать по стене, а девушка падать на колени. Шум воды закладывал уши, а падающие струи разбивались с такой силой, будто стремились пробить вздрагивающие плечи Николь насквозь.
Перед глазами начали появляться яркие картинки какого-то солнечного дня. Теплая улыбка Августуса, её смех, маленький мальчик, будто срисованный с отца. Вздрагивая и шепча что-то неразборчивое, Николь протянула руки к этому огоньку.
Тихий голос, пронизывающий до глубины души. Даже скорее звук и несколько букв шепотом, еле слышными щелчками тонких острых клавиш голоса. Я ненавижу тебя. Слишком нарисованный, грубыми, хаотичными движениями кисти художника. Слишком гордый, на высоте вольного одинокого орла, которому принадлежит целое небо, такое одинаковое, без туч, рваных лезвий облаков. Без солнца или мелких капель дождя. Пустое, без ночи и дня, но зато только твое. Слишком важный, чтобы ответить на ненависть и слишком аристократичный, чтобы ответить на мою. Но каждый сантиметр воздуха вокруг тебя, будто заряжен тысячами осколков Круциатуса, кричащего ласковым шепотом у самой сонной артерии. Ни подходи, ни трогай. Но я ведь мазохистка, чем ближе, тем сильнее наркотик, тем сильнее страх. Тем сильнее притяжение. Я никогда не буду права, никто из нас не будет прав. Это катастрофическая игра судьбы в черно-белые шахматы без соперников, где каждая фигура живет своей отдельной жизнью.
Протяжный стон альта. Старого, деревянного, с потрескавшимся лаком на древке, но все еще задевающего тонкую, едва дрожащую линию пульса. Конец партии. Ненависть. Вдребезги. Презрение. В огне. Принципы. Рушатся. Мысли. Ты нужен мне.

Поделиться11Пн, 28 Окт 2013 02:43

Автор: Augustus Rookwood
Гость

F a l l i n g inside the B l a c k

Кровь, это густая жидкость темно-алого цвета. Она пахнет морской солью и колючим ветром, а вкусовые рецепторы выдают железо. Как будто бы Руквуду есть до всего этого дело – он чувствует лишь этот запах, который словно отрезвляя, проникает до мозга костей. Этот запах…морская волна ударяет в ноздри, лишая возможности наполнить легкие кислородом, необходимым для жизни.
Слышали ли вы, что сказано: не противься злому? Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую. И кто захочет судиться с тобой и забрать у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду? Но мужчина, о котором я рассказываю, категорически отказывается подставлять левую щеку, даже если понимает, что бьет его девушка, которой он готов простить все. Он просто не может понять, за что его бьют и отказывается верить, что скандалы разнообразят семейную жизнь. Кто это выдумал, что нельзя жить без сцен и моря слез? И кто прописал незримой истиной глупую, слепую веру в лучшее завтра? Просто нужно было закрыть глаза и просуществовать всю ночь, до тех пор, пока часы бы не пробили новый день. А где его граница? Где новый, а где старый?
Манжеты белой рубашки с каждой секундой становятся все алее. Руквуд наблюдает за этой сценой, как завороженный. Ему вспоминается первое убийство, после которого все внутри перевернулось с ног на голову, и жена, а точнее невеста, из знатного рода сравнительно молодых чистокровных магов, которую пришлось убить. Это не была вспышка гнева или чего-то в этом духе, просто безопасность – своя, а может и не совсем своя, а может Августус считал, что, убивая ее, убережет от мучений заключения в Азкабане.
Решение находится само собой, принимается в мгновение ока – Августус срывается с места, сметая рукой бутылку скотча. Та разбивается на полу, окатывая ботинки волшебника волной остаточного явления цунами. Дыхание становилось все тяжелее и тяжелее, вероятно, просто потому, что злость на самого себя и действия Николь смешивались с животным желанием обладать этой девушкой, в адский коктейль.
Руквуд не задумываясь, высадил плечом дверь в ванную комнату – ручка не поддалась ему всего лишь раз, и мужчина решил больше не колебаться. Сомнения – ключ к проигрышу, ведь самое главное, это бег. Всегда нужно бежать или хотя бы идти, чтобы не месить грязь на одном месте, нужно шагать, преодолевая километры, чтобы не быть одному, чтобы просто напросто выживать.
Мужчина обвивает талию девушки руками и поднимает с легкостью, словно для него она не имеет веса. Все верно – это вакуум, который не потревожит никакой шторм и извержение вулкана, если только этого не захочет сам Руквуд. В его вакууме есть только он и она, а еще то, что он захочет поместить туда – чистое вдохновение. Творить можно не только красками, творить можно руками и мыслями, создавая новый дом и украшая его словами и рифмами. Люди все от природы талантливы, люди все от природы художники.
Не слушая щебетания Николь, он уносит ее на плече, как пещерный человек, только что заарканивший мамонта. Несет ее в свое логово, в спальню, где кровать с резными дубовыми спинками и балдахином из темно-красного материала. Он мягкий на ощупь, Руквуд ненавидит его, но никогда бы не поменял на что-то другое. Странно, но так и есть.
Бросая Николь на кровать, Августус не сильно заботится о ее комфорте – она причинила ему боль, так что придется немного потерпеть. Наспех снимает пиджак, отбрасывая его куда-то в сторону, и кидается сверху на девушку, сжимая руками ее запястья до боли в руках. Ему нужно, чтобы она почувствовала боль, чтобы почувствовала жжение от его сильных рук и стонала – не важно от боли или наслаждения, он просто желает слышать это оповещение о приближающейся катастрофе. Возможно, после этой ночи все, что связывало когда-то этих двоих – рухнет в бездонный омут, но это будет тогда, когда стрелки часов пробьют новый день. Когда же это случится?
— Думала, что не принадлежишь мне? Как ты ошибалась, милая, — прорычал Руквуд, нависая над женой. — Ты, должно быть, наивно полагала, что можешь распоряжаться мною, как тебе захочется? Сможешь играть на струнах моих нервов? О нет, милая, ты ошибаешься. Я – единственный, кто имеет право владеть, властвовать без раздела, а потому, я хочу научить тебя уму разуму.
Поцелуй. Он не хочет слышать ее обвинений, поэтому целует страстно, слегка грубо, пытаясь искрами собственной страсти всколыхнуть душевный пожар миссис Руквуд и превратить его в огненный тайфун. Однако не проходит и секунды, как Руквуд резко отстраняется, меняя планы – ему становится интересно послушать, что она скажет, но руки Николь не отпускает. Слишком уж боевая у него кошечка.

Поделиться12Ср, 30 Окт 2013 22:22

Автор: Nicole Rookwood
Гость

Where my s o u l used to grow
So just b l a c k out the s u n

Смотреть.
Слепо смотреть на себя со стороны, и видеть потерявшуюся в себе маленькую девочку, рассеянно теребящую мысли, боязливо раскладывающую по полочкам какие-то знакомые и в то же время чужие чувства. Но так хаотично бросающую в воздух слова, упрямо думая, что знает ответы на все, даже на вопросы, которые не были заданы, а так и зависли в воздухе на полуслове.
Она уже не чувствует ни сковывающего холода, ни ударов воды, утопая в непонимании. Уходя ко дну после столкновения с айсбергом веры во что-то свое, будто переломавшим все кости и оставившим на закуску позвоночник. Последний мостик, соединяющий все то, что было до сегодняшнего вечера. А дальше обрыв, чистый пергамент, еще пахнущий свежей бумагой и резко-острый по краям, способный разрезать кожу пальцев при одном прикосновении. Новая упаковка перьев, новые чернила и новая чернильница. Все то, что называют красивым оборотом « с чистого листа». А дальше песчаное дно, неминуемо приближающееся с каждым новым таким тяжелым вдохом и выдохом, отдающимся режущим шумом в ушах.
Где же это дно?! Когда оно начнется и все закончится?!
Цунами, жестокая волна, давящая тяжестью все, что попадает в зону риска. Не важно, был ли это великолепный фрегат, или маленькая лодочка, был ли запоздало поднят белый флаг перемирия или остался чернеть оборванный по краям черный. Паруса теряют стойкость, а штурвал равновесие, как только капитан покидает судно. Каждый куб водяной бездны небытия становится все темнее и тягучее, утягивая в себя как зыбучий песок. Но неожиданно Николь будто натыкается на раскаленные камни, переворачиваясь с ног на голову. Бред достигает апогея, или, наконец, рассеивается. И виски.
В ноздри бьет отчетливый режущий запах виски, растворяющий призрак приближающегося дна, корабля и огромной волны. Запах, окрашивающий синюю холодную бездну в оранжевые тона, постепенно меняющие цвет в сторону красного. Мягкая мутная картинка сменяется резкими волнами темно-красного балдахина с ненавистным узором, который она успела выучить, каждый раз выводя пальцем по узору для того, чтобы убить время в ожидании чего-то или чтобы просто успокоится. Сейчас же безумно хотелось изорвать ткань на мелкие кусочки и не видеть её больше никогда или устроить всепоглощающий пожар.
Виски, балдахин. Нет, этого тут не должно быть. Что за чертовщина?!
Не очень приятное падение хоть и на пружинистую мягкую поверхность окончательно развеяли практически потерянное от холодной воды сознание, будто в ноздри с силой, до боли, запихали два ватных шарика, только вот пропитанных не нашатырным спиртом, а виски.
Теперь Николь отчетливо видела перед собой лицо мужа, изрезанное гримасой какого-то особого сумасшествия и гнева, видела пляшущие язычки пламени в его глазах. Его слова резали слух, точечно поражаю еще не успевшую отойти от колющей боли голову. Руки ныли с каждой секундой все больше, выдавая все предпосылки того, что на запястьях будут синяки, ровно в тех местах, где смыкались пальцы. Его пальцы.
Плевать, нашелся великий собственник!
- Думала? Дорогой, все это время мне было о чем думать кроме как о том, чтобы принадлежать, или не принадлежать тебе. И если ты думаешь, что это твое и только твое право, то ошибаешься ты, – она не кричала, просто говорила, пропитывая каждое слово такой температурой гнева, что если бы слова можно было превратить в жидкость, то одной капли вполне хватило бы, чтобы закалить сталь.
Договорить она не успела. Поцелуй, грубый, в который наверное было вложено все то самообладание, которое Августус так блестяще использовал для молчание, когда слушал её крики. Только вот слушал ли. И горький вкус виски на губах, опаляющий микротрещины на нежной коже. На несколько секунд Николь отдалась моменту, ослабляя натянутую струну гнева. Но пауза оказалась тем самым ключом, чтобы все сказанные им слова улеглись в предложения. Чтобы понять, что сейчас её просто проучат как провинившуюся собаку.
- Ты единственный кто имеет право владеть – пробует на вкус острые слова, уже зная, чем заострить их еще больше – сначала научись владеть собой, а потом заявляй о каких-то правах. Ты пьян! И мне плевать, что ты сейчас сделаешь, потому что ты по-другому не можешь – она говорила медленно, не сводя с Руквуда глаз, растягивая каждое слово, перебирая при этом немеющими пальцами кольцо на правой руке. Секунда и ей удалось сдвинуть ободок, подаренный мужем в день их свадьбы, на самый кончик пальца.
- И мне плевать, что ты сейчас делаешь мне больно, - сделав движение пальцами и подтолкнув кольцо, Николь победоносно выдохнула. Кольцо соскользнуло по покрывалу, упав на пол. Тишину в комнате разорвал звонкий режущий звук удара об каменный пол, – что? Больно? Чувствуешь? – она прекрасно помнила тот день, когда обещала никогда его не снимать, чтобы не случилось – а теперь делай, что задумал. Что же ты остановился?
Николь не ждала ответа на вопрос, а просто повернула голову в сторону, перестав смотреть в глаза мужчины, которые были проводником её жизни все это время.

Поделиться13Чт, 31 Окт 2013 04:25

Автор: Augustus Rookwood
Гость

Whoever said this p a i n
Would ever g o away
Didn't k n o w what it meant to
Be here without y o u

Руквуд начинает задыхаться, слова ранят больно, но больнее только действия. Он смотрит в глаза жены, где с ледяной расчетливостью и адской болью тонет в шторме их корабль с белоснежными парусами.
Эта девочка наивно полагает, что причинила огромную боль. Она действительно уничтожила Руквуда, действительно ударила по самому больному – он поступился ради свадьбы с ней всем, начиная с обещания, данного отцу и заканчивая собственными принципами. Он столько раз причинял боль самому себе, чтобы быть с ней столько раз сжигал мосты, столько раз возводил из заново, окропляя каждый камень мостовой собственной кровью, что из чистого уважения Николь могла бы показать свою принципиальность каким-то другим образом.
Августус вспыхнул мгновенно. Ему даже показалось, что он сам сгорает в этом пламени обиды, боли и разочарования в ней. Она снова нарушила данное ею слово, снова пошла на принцип, плевав с крыши Капитолия на чувства своего мужа. Выражение лица мага мгновенно изменилось, и в глазах совершенно четко и читаемо отобразилась фраза «все лгут». Он ненавидел ложь, ненавидел ее с тех самых пор, как Николь соврала о своем самочувствии и чуть не свела себя и его в могилу. С тех пор, как едва не убила и себя и своего ребенка, по неосторожности, разумеется, но своей ложью не дала Руквуду помочь ей.
К черту ложные воспоминания, к черту ложные надежды, и пусть все горит! Пусть мой мир сгорает! Пусть рушатся замки, пусть в океан падают мосты, я не намерен больше этого терпеть.
И время все по местам не расставит, ничто не изменит этого ее упрямства, ничто не сделает отношение Руквуда к Николь таким, как было раньше. Поменяется все. Жаль, что она не осознает, что своей слепой ревностью разрушает старательно вымощенный дом, в котором жило семейное счастье.
С утробным рычанием Августус отпускает руки девушки, но, не давая ей возможности опомниться, хватается за ворот черного платья. Мокрый материал сложнее разорвать, но Руквуд готов рискнуть, вкладывая в рывок все свои силы. Ему кажется неправильным то, что Николь провоцирует его на подобные действия. Он пожалеет. Она пожалеет. Но, как видимо, иногда им просто необходимо устраивать нечто подобное. Скандалы, у которых, казалось бы, нет конца, и все закончится в самой середине.
Пространство комнаты наполняется треском разрывающейся ткани. Тело девушки приподнимается от кровати, оказываясь в вынужденно подвешенном состоянии, но и это не останавливает Руквуда.
— Ты говоришь, что я пьян? — рычит он, подминая под себя жену, и высвобождая ее из остатков платья, что, впрочем, довольно скоро Руквуду надоедает, и он решает не заниматься ерундой, тратя драгоценные минуты. — Тебе плевать?
Маг перехватывает копну рыжих волос, практически наматывает их на свой кулак и дергает Николь вверх за волосы, чтобы ее лицо приблизилось к его лицу настолько, насколько это возможно.
— Тогда и мне плевать, получишь ты удовольствие от того, что я сделаю, или нет.
Но Руквуд не дурак, более того – без Николь, он просто не видит своего удовольствия, и обыденность слетает, как фата в первую брачную ночь, обнажая великолепие линии хрупких плеч, точеную талию и глаза, обрамленные пышными ресницами. Августус знает Николь слишком хорошо, чтобы применить то единственное, на что жена реагирует безотказно. Мужчина улыбается, перехватывая девушку второй рукой за шею, не сильно давя, а скорее создавая иллюзию властности и доминирования над ней, привлекает к своим губам и горячо шепчет в приоткрытые губы:
— Я хочу поцеловать твою божественную шею, прощупать каждый ее миллиметр до самого ушка. Я хочу, чтобы ты почувствовала меня, каждую клетку моего тела, чтобы ты кричала мое имя. — Женщины любят ушами, особенно, если при этом пристально смотреть в глаза.
Августус знает, как устроены женщины. Августус умен и он знает свою Николь, как свои пять пальцев.
Больше не возникает вопросов, больше не нужны причины, потому что Руквуд не хочет дожидаться реакции Николь на его слова. Руквуд хочет целовать ее, целовать ее страстно и долго, до тех пор, пока не закончится воздух. Куда делась та беззаботная девушка, неисчерпаемый оптимист, куда она ушла, после замужества?
Августус снова отбрасывает девушку на постель, и двумя руками ухватившись за резинку кружевного нижнего белья, и стаскивает его, отбрасывая куда-то в сторону. Затем снова прижимает миссис Руквуд к постели, но в глазах нет той властности, что была раньше. Мужчина не хватает ее за руки, не дергает за волосы, не кричит. Он наклоняется и медленно целует жену в губы, пытаясь понять каков будет ее следующий ход.

Отредактировано Augustus Rookwood (Чт, 31 Окт 2013 04:25)

Поделиться14Пт, 1 Ноя 2013 06:14

Автор: Nicole Rookwood
Гость

Kill me s o f t l y

Ну что ж, иногда безумный порыв сделать больно, приходит, как шквальный ветер перед песчаной бурей, без громких слов или молчания. И точно так же быстро проходит. На затопленных цунами мостовых высыхает чудом уцелевшая брусчадка невероятного узора, на выгоревших до тла полях пробивается новая зеленая поросль, и даже в оттаявшем после суровой вьюги абажуре фонарного столба потрескивая и мигая загорается свет. Нужно только захотеть, так сильно, чтобы канцелярская секретарша судьбы неоспоримо захотела переписать последнюю страницу, полюбовно добавив еще блок чистых листов, а то и два. И вычеркнуть эту маленькую страницу-полоску на ладони, небрежно пересекающую три самые важные линии.
Правда добавить мокрое платье в начале главы или конце аппокалипсиса было определенно женским желанием, как альтернатива застревающим застежкам-крючкам или слетающим собачкам с замков. Или как повод завести в шкафу новое платье на смену старому, зная о слабости собственного мужа к разрыванию элементов гардероба.
Платье определенно мешало общению, да и мне оно никогда не нравилось с моим умением выбирать черные вещи.
Что-то сломалось или наоборот склеилось, пропуская его слова мимо нервных окончаний, отвечающих за продолжение холодной войны на поражение. И даже жест с волосами показался не достаточно весомым для очередного выстрела. А может это обезоруживающая улыбка или едва ощутимые изменения в поведении мужа, которые она научилась вычислять по первым искрам в глазах или интонациям в голосе. Прелесть семейной жизни в том, что ко всему прочему появляется бесценная аномалия слышать, когда не видишь и видеть, когда не слышишь. Уже от этого одного можно начать получать удовольствие. Впрочем об удовольствии, контрасты в чем -либо всегда сносили крышу с еще большим эффектом падающей и кружащейся черепицы. Слова, приправленные действиями, вызывали волну горячей дрожи, неминуемо вынуждая бежать с поля боя холодную. Ровное дыхание заметно вздрагивало, танцуя от крайностей то громко, то тихо. И в довершение поцелуй, до боли напоминающий тот, когда он пришел с войны, тот, который дарит каждое утро за завтраком. Тот, в котором весь он, такой, как бывает только с ней.
Николь замирает, ощущая и запоминая каждую секунду этого поцелуя, утопая в нем и на долю мгновения даже отвечает. Но потом отстраняется, но только для того, чтобы набрать в легкие воздуха и добавить все же слов для разнообразия. Мужчины любят глазами, а если при этом еще говорить и делать что-то приятное.
Она обнимает лицо мужа руками, нежно и осторожно проводя пальцами по щекам, стирая одной рукой злосчастный красный отпечаток, а второй касаясь места, где сама ударила. Пальцы опускаются по скулам, повторяя контур лица и на мгновение замирают.
- Ну так не томи же, Августус. Я буду кричать твое имя до последнего вдоха, что бы ты не делал - шепот, мягкий и тихий, но чтобы он слышал каждое слово. Да и сорванное горло еще не позволяет быть громче. - будем считать, что начало положено и это был первый крик - Николь улыбается, изучая его лицо глазами, опуская руки на шею мужчины. Пальцы цепляются за жесткий ворот рубашки, опускаясь ниже в поисках мелких и так туго застегивающихся пуговиц. И что за гарпия придумала ставить в мужские рубашки именно такие пуговицы, делая при этом еще и ужасные петли. Наверное жена того самого троля, который придумал женские застежки, крючки и молнии. Два злодея, творившие исключительно по огромной любви друг к другу.
Найдя первую злосчастную пуговицу и не долго думая о традиционном таинстве расстегивания, Николь отрывает ее. Та же участь постигает и вторую пуговицу, и даже третью.
-За платье - запоздало вспоминает, что это любимая рубашка мужа. Улыбка на лице приобретает виноватый оттенок нашкодившей кошки - я потом пришью.
Наверное
Снова возвращается к остановленному ею поцелую, задерживая дыхание и целуя так, будто пустынный скиталец, умирающий от жажды, наконец нашел свой оазис. Руками продолжает истязать рубашку, уже не обращая внимание на пуговицы, разлетающиеся в разные стороны. Пуговицы неминуемо быстро заканчиваются, позволяя белой ткани повиснуть на руках мужчины. Забыв про рубашку, миссис Руквуд возвращается к шее, обнимая и притягивая мужа ближе. Воздух заканчивается, предупредительно маяча на красной линии.

Поделиться15Пт, 1 Ноя 2013 18:22

Автор: Augustus Rookwood
Гость

will you still l o v e me?

Жизнь странная штука, особенно жизнь с женщиной, у которой взрывной характер и море амбиций, грозящих с каждой новой минутой совместного существования накрыть волной и лишить жизни. Ударами волн точатся камни, те, что величают камнями преткновения. Ударами пены гасится пламя скандала, накрывается палуба корабля, за штурвалом которого по обыкновению, муж.
Вверх, в воздух поднимаются слова, кристаллизируются в ледяном воздухе атмосферы хаоса, которую разбавляет существование помимо мужа и жены, других людей. Они ссорятся и мирятся, любят и ненавидят друг друга, как будто играя на контрастах и показывая, как ничтожно может быть счастье, если не будет обид и ревности. Но только по-настоящему крепкий корабль, чья палуба сделана не из слов, а из действий, способна пережить все удары огромных волн. Только самый смелый капитан способен увести корабль из под удара волны, только самый опытный капитан считает до семи, прежде чем свернуть и спастись от опасно раскрывшейся над его головой, шапкой волны. Такому капитану не страшно ничего. Он знает, что если его корабль все же разобьется, он сможет выстроить новый из обломков старого, сможет построить новую жизнь из обломков старой, и никогда не будет вспоминать злого или обидного, чтобы причинить боль любимой женщине. Руквуд был таким капитаном.
Затяжной поцелуй уносит сознание прочь, мозг сдает позиции чувствам, хотя если подумать, то Августус уже давно перестал сопротивляться обольстительности своей милой жены. Ничто из ее не совсем положительных сторон он никогда и ни за какие деньги не променял на идеальность. Не потому, что с идеальной ему было бы скучно, а потому, что он любит эту девушку такой, какая она есть. Он любит ее со всеми ее острыми углами, со всеми ее колкими словами, с ее острыми ногтями и жадными глазами – она идеальна для него, а по-настоящему любящий мужчина принял бы свою женщину всецело и полностью, без нареканий и упреков. В этом, пожалуй, состоит мудрость капитана Руквуда.
Как ни странно, но мужчина не собирается лишаться рубашки. Ему не слишком нравятся шрамы, которые никаким зельем и гримом не скрыть, и которые красуются на его спине. И ему не нравится, когда кто-то прикасается к шее сзади, к спине, когда кто-то царапает ее или гладит – увы, это единственное, пожалуй, явление, перешедшее с магом из старой жизни в новую. В новую жизнь с ней.
Руквуд не медля больше, освобождает грудь жены от такого красивого, но, право слово, ненужного на данный момент, аксессуара, как бюстгальтер. Щелчок застежек, выскользнувших из крючков на противоположной стороне бретелек, наконец, представил мужчине великолепный вид упругой груди. Ладонь с грубой кожей на ней накрывает плоть, мягко сжимая и теребя розовый сосок, а тем временем губы покрывают поцелуями изящную, длинную шейку девушки.
Августус помнил, как впервые увидел Николь обнаженной – не до конца сформировавшаяся, но теплая и смущенная своей наготой, она одним лишь неловким жестом и раскрасневшимися щеками выбила почву из-под ног мага. Даже сотри он память и ей и себе, никакого труда влюбиться вновь и именно в нее, не составило бы. Он знал это, чувствовал всеми клеточками своей души, и даже скандалы не могли бы изменить отношение мужчины к миссис Руквуд. Кольцо? Это условность, потому что главное, это то, что она носит в сердце.
Руки аккуратно и в тоже время властно прошлись по бокам девушки, опустились на бедра, но долго не задержались, скользнув на внутреннюю их сторону. А поцелуи становились все ниже, все жарче, и все неощутимее. Их становилось мало, а может сквозь жар тела девушки они перестали ощущаться. Кто бы мог подумать – чудовище наконец добилось своей красавицы, красавицу зовут Николь, она ему жена, а не кусок мяса, который можно терзать.
…не кусок мяса…
…не терзать…
Руквуд внезапно открывает глаза и понимает, что переборщил. Со всем. Губами он накрывает губы девушки, даря ей безумно нежный и спокойный поцелуй, словно принося в нем извинения за все, что он сделал или, возможно, сделает еще в дальнейшем. Она нужна ему, важна для него, необходима, в конце концов, как воздух, как хлеб, как вода.
— Ты обвила мою шею, в любую секунду готовая задушить своей любовью… — прошептал Августус и обнажаясь, толчком проник в лоно Николь.
А дальше ритмичные толчки, полные властности и желания, горячее дыхание, бьющее в губы Николь. Он никогда не сможет не смотреть в ее прекрасные глаза, не перебирать ее яркие волосы, никогда не сможет причинить ей настоящую боль.
Шепча вдохновенное безумство об умопомрачительности и желанности, Августус напрягся, чувствуя, как каждая клеточка тела отзывается на близость тела с ее телом. Как внизу живота все чувства смешиваются воедино, образуя ком напряжения и в конечном итоге, изливаются, даруя наслаждение. Мужчина издает приглушенное рычание и утыкается лбом в испарине, в плечо хрупкой Николь.
…не терзать…

Отредактировано Augustus Rookwood (Пт, 1 Ноя 2013 18:26)

Поделиться16Пт, 1 Ноя 2013 23:32

Автор: Nicole Rookwood
Гость

Once you k i s s e d me. Kiss me f o r e v e r.

И все же как много могут сказать руки, по дрожи, по изгибам, по линиям, пересекающим ладони. По сотне разных движений, призванных говорить разноцветными красками эмоций, будь то злость, сила, власть, нежность или желание. По контурам ладоней, таких разных, маленькой изящной и хрупкой, с длинными пальцами, заканчивающимися аккуратными ногтями. И большой, сильной, с огрубевшей кожей на кончиках пальцев. Но стоит сплести пальцы, цепляясь за желание, за пожар, вспыхнувший внутри, и различие теряет резкость, превращаясь в единое целое.
От поцелуев и прикосновений она теряла ощущение реальности, падая в томительные сети желания, собственноручно поджигая спичками каждое нервное окончание. Дыхание сбивалось, задавая какой-то свой ритм, собирая горячие волны дрожи в одну точку и с каждой новой волной, будто разрывая на маленькие частички, а потом собирая вновь.
Сознание перекрывает все желания, кроме одного, требуя продолжения. И снова контраст, вызывающий головокружение, или это уже помещение начинало вращаться.
- Прости… - голос кажется не своим, а как будто проходящим через заложенные уши. Руки соскальзывают с шеи мужа в тот самый момент, когда его шепот будто приобретает материальность и врывается вовнутрь.
Стон, сдержанный, приглушенный от неожиданности, срывается с губ Николь, когда Августус проникает в нее. На долю секунды она растворяется, исчезая из этого мира, переносясь куда-то в другой, где так хорошо, где нет проблем, а понятие "ссора, недопонимание" отсутствует по определению. Секунды промедления слишком быстро сменяются на набирающие темп движения. Стоны становятся громче, она не просто втягивает воздух, которого резко перестает хватать, она добавляет к этому голос, сначала тихий, но, в унисон с темпом проникновения Руквуда, набирающий силу. Николь снова ловит губами его губы, хватаясь за воздух, за него, за простынь, за спинку кровати. Катастрофически не хватает сил, не хватает препятствий для того, чтобы словить ритм каждого движения. Желание чувствовать его каждой клеточкой еще ближе, еще глубже, накрывает. Потолок начинает вращаться вместе со всей комнатой.
Вдохи, стоны, выдохи, бесполезные попытки что-то сказать, быстрый шепот на непонятном, то ли английском, то ли французском языке. Сплетается пальцами с его рукой, найдя ту самую опору и ощущая огнеопасную дрожь, разбегающуюся от кончиков соприкасающихся пальцев, к самому центру сомкнувшихся ладоней. Второй рукой случайно задевает лежащую на прикроватном столике стопку документов, кажется именно их сегодня утром принес хозяин того самого особняка, устраивающий злосчастный званый ужин. Стопка разлетается по полу, устилая пергаменами пол, следом соскальзывает керосиновая лампа, разбиваясь и выливая едкую жидкость на документы. За долю секунд бумаги вспыхивают, погружаясь в огненный танец. Вероятно та любезность, о которой попросил мистер какой-то там Руквуда, останется неудовлетворенной.
Тягучая приятная боль и зарождающееся напряжение, щекочущее внизу живота, заставляет прогибаться, запрокидывая голову назад, до боли кусая свои губы, чтобы не закричать от удовольствия. Вторая рука сплетается с его рукой, легонько впиваясь ногтями в ладонь. Она всеми силами старается, чтобы этот жест не вызвал боли. Начинает чувствовать пульсации, выбивающие свой ритм, словно секундная часовая стрелка, с каждым новым заходом уносящие все выше. Пожар внутри достигает своего пика, не выдерживает, вскрикивая и впиваясь пальцами в его ладони. Воздух снова возвращается в легкие, успокаивая сбившееся дыхание, потолок перестает вертеться.
Вдыхая тягучее блаженство, вздрагивает от его горячего сбившегося дыхания. Выдыхает, едва касаясь губами виска мужа, и проводя рукой по темным волосам.

Отредактировано Nicole Rookwood (Пт, 1 Ноя 2013 23:46)

Поделиться17Сб, 2 Ноя 2013 00:02

Автор: Augustus Rookwood
Гость

our love is a perfect crime

Сердце мужчины бешено колотиться где-то в горле и он, расслабленный и разгоряченный, наконец переносит вес тела на локти. Смотрит каким-то несвойственно ликующим взглядом в ее прекрасные глаза и касается подушечками пальцев ее щеки. Очерчивает контуры, скулы, изгиб шеи и плечи, вдруг понимает, что когда-то жил от встречи до встречи. Пламя не ощущает, но выудив волшебную палочку из нашитого в рубашку внутреннего кармана, невербально произнесенным заклинанием, тушит его.
Взгляд вновь возвращается к лицу жены: он особенно любит смотреть на нее такую, расслабленную, восторженную, милую, добрую, простившую. Простившую ему все: убийства, кровь, ложь, заклинания, примененные к ней, вплоть до Империуса. Простила она ему все, даже убийство сестры, которое поначалу не могла простить даже самой себе. Птичка вольная, птичка смелая – его маленькая птичка, с огромными крыльями, расшитыми бисером и драгоценными камнями. Птица невероятной красоты, которую он однажды невольно схватил за хвост. Птица счастья завтрашнего дня.
Наклонившись, Руквуд запечатывает губы Николь нежным поцелуем, затем целует ее щеку, рефлекторно прикрытые глаза, кончик носика, уголки губ – каждый из двух, подбородок и скулу, затем шею и ключицы. Затем таким же маршрутом возвращается назад и заглядывает в глаза, заправляя выбившуюся из общей массы волос, прядь. Она упала на лицо, и при улыбке Николь делается похожей на разыгравшегося ребенка. Милая. Смешная. Великолепная.
— Если бы ты не вмешалась, все закончилось бы совсем иначе. — произносит мужчина, не замечая, что голос его пропитан хрипотой.
Ему в пору танцевать танго с ней в эту минуту, любуясь великолепием очертаний женского тела в лунном свете, среди языков памяти. Увы, для второго уже слишком поздно, но никогда не поздно поджечь этот дурацкий красный балдахин, или как там его – не важно. С ней все становится ему не важно. Поначалу пугало, когда ложился с ней в одну постель в Хогвартсе. Когда обнимал ее ночью, когда целовал на ночь и утром. Уже тогда они стали семьей: ругань, объятья, секс по утрам и чай перед сном, сидя на подоконнике. А он у ее ног читал книги, наслаждался массажем головы, поцелуями в шею, которые неизбежно вели к бурным времяпрепровождениям ночей. Да и какая была разница на то, что думают другие? Невозмутимость Руквуда подвела лишь раз, когда без формальных оборотов речи профессор обратился к своей студентке, назвав по имени.
Какая разница, что сейчас будут думать другие? Наплевать на все и всех, ведь сейчас он был с ней.
— Если бы ты не приняла меня, я был бы мертв. Так что формально, ты спасла меня. — Маг улыбается, перебирая волосы любимой женщины. — Я люблю тебя, Николь.
Мягкая улыбка растворяется в серьезной фразе, которая никогда не была лживой, по отношению к ней. Никогда он – профессор Руквуд, пожиратель смерти и просто мужчина, не врал ей о подобном.
Проведя по щеке девушке ладонью, волшебник взглянул сосредоточенно в голубые омуты глаз, которые так невероятно гипнотизируют и дурманят, произнося то единственное, что могло бы остановить весь этот апокалипсис чувств, мыслей, слов и действий. Руквуд мог сказать это и раньше, остановить сумасшествие, террор и вандализм, по отношению к частичкам их семейной жизни, но не стал. Слишком задумчивый и сосредоточенный. Слишком много всяких «слишком» для одного человека:
— Я люблю тебя, люблю! Люблю одну тебя и никого другого, Николь! — С придыханием произнес Августус, делая акцент на словах. — Верь мне, я прошу, ведь если бы ты не вмешалась…
Он улыбается вновь, предпочитая проглотить окончание нелепой фразы. Предпочитая оставить это, как домашнее задание для своей маленькой студентки. Улыбается все шире, игриво и заговорщически. Улыбается, потому что счастлив. Потому что влюблен.
Бесповоротно.
Навсегда.
F O R E V E R