Не знаю, как мы еще могли так оплошать, чтобы нас наказал Лорд… Не знаю, в курсе ли он, но мы совершенно далеки от мира магглов! Я – чистокровный маг, в гриндилоу знает каком поколении, Роули, похоже, тоже. Из всего этого следует, что инструментами, которые плавали в ведре с водой, мы могли только забить друг друга до смерти, чтобы не мучиться, но Господин наложил на шпатель и другие предметы строительной утвари, заклинание, которое не позволяло нам с Роули причинить друг другу вред.
- Знаешь, - начал я, - три табуретки над уровнем пола, это, конечно, весело, но… не мог бы ты во-о-он ту штуку убрать из зоны поражения? Вдруг я упаду, и не на тебя?
Роули злобно метнул в меня молнию, когда понял, что ему тоже придется карабкаться на «три табуретки над уровнем пола», но я не собирался сдирать все это один, так что, друг, крепись. А знаете, самым страшным из всей этой гестаповской экзекуции, было то, что Темный Лорд смотрел телевизор (МЕРЗКАЯ ГРЯЗНОКРОВКА!) в соседней комнате, пил чай и ел пряники с шоколадной начинкой. Своих чернорабочих он кормил…НЕ КОРМИЛ, но бунтовать против этого мы боялись. Воландеморт пообещал, что если мы не будем ржать и быстренько закончим с отшелушиванием от стены старых обоев, он щедро отпустит нас в магазин. Но не дай Мерлин мы сбежим… продолжение, мы с Роули сами додумали и подумали, что лучше будем хорошими (по мере возможности) мальчиками.
Комната, кстати, была небольшая. Маггловская квартира вся составляла не больше пятидесяти квадратов, а эта комната, в которой мы были заперты, насчитывала примерно двадцать квадратных метров. С одной стороны, мы были Лорду очень благодарны: комната, это не парадная зала в особняке Руквудов. По ширине и длине, в залу могло поместиться штук триста таких вот квартир. Короче говоря, мы опять попали.
- Как считаешь, легкая наркомания, которую мы, как пить дать, будем нести минут через двадцать, после того, как смиримся с нашей участью, будет занесена в магические летописи, чтобы наши с тобой дети ужасались при прочтении? – Спросил я у Роули, как заправский стрелок кидая в пластмассовое ведро красный, железный валик.
- У меня не будет детей, а если будут… - Торфинн злобно хихикнул, - Я буду воспитывать их в лучших традициях идиотов!
Сложно было отреагировать без смеха, как и мне, сейчас, описать мою реакцию. Вначале я рассмеялся, но хрупкое сооружение подо мной стало шататься, и я понял, что умру не в бою с Орденовцами, а от падения с трех метров в ледяную воду, которая выльется из ведра, которое я тоже опрокину, активно жестикулируя руками (и ногами), во время полета (надеясь, взлететь, видимо). Совершив несколько червеобразных движений тазом, я восстановил равновесие и облегченно выдохнул. За моей спиной так же облегченно выдохнул второй каторжанин.
- Балда! – Гаркнул он и огрел меня по голове свернутыми в трубочку обоями.
Я прыснул, а затем понял, что в своем «танце» провел шпателем по шпаклевке и вдохнул изрядную порцию пыли. Громогласно чихнув, я слетел с табуреток со скоростью турбины самолета и снес Роули. Он, чертыхаясь и гневно матерясь, разлил ледяную воду, которая стремительно текла ему в штаны и под рубашку. Бедный, бедный Торфинн. Ну хоть я не вымок.

Сумасшедшая идея из уст Роули прозвучала не такой банальной, потому что я узрел, как вода с угрожающей нашей сохранности быстротой начала покидать вногострадальное ведро. К слову, обои в комнате у Лорда были плотными, блестящими и просто так их было не отодрать – всегда оставался второй, нижний слой. И мы решили мочить их, чтобы было проще. Знатно мочить. Очень знатно. Очень скоро на стенах образовались темные подтеки на манер кровавых пятен, только были водяными.
— Давай! — Возбужденно воскликнул я, вооружившись малярным скотчем. — Поднимай таз!
Я размотал скотч, чтобы длина ленты едва позволяла мне держать руки разведенными и не напряженными. Затем, приляпав ударом ладони к поврежденному месту ведра этот злосчастный скотч, я стал обходить Роули вокруг, приговаривая весьма мерзким тоном и похихикивая:
— В лесу родился Роули, в лесу он жил и рос… Пока он Повелителю, на Потти не донес. — Сделав небольшую, драматичную паузу после вдохновенного экспромта, я рассмеялся и сквозь выступившие слезы, добавил: — Все бывает в первый раз, правда друг?
Делать было нечего: смеркалось, а мы все еще не закончили обдирать первую половину стены. Первую половину первой по счету стены. А их, как вы наверное уже догадались, было четыре. Ко всему прочему, обойная масса на полу пугающе быстро смочилась водой и стала прилипать к ногам. (Как выяснилось позже, первоначально масса прилипла к полу. Намертво.) Роули подозрительно затих и не делал никаких телодвижений: толи злился и подавлял в себе волну гнева, толи смеялся, тоже подавляя безумный хохот в глубине души. Тем не менее, я подумал, что это странно: Роули, и молчит? Что-то новенькое. Поэтому пододвинув свою массивную конструкцию к подоконнику, вскарабкался на нее и воззвал к богам с ведрами:
— Пида-Роули, помоги мне, что ты замер, как горгулья? Ч…! Бл…! Мать твою! —  не успел закончить фразу, как конструкция качнулась, одна из табуреток вылетела у меня из под ног и я едва успел схватиться за карниз: — Помогите, тону! Роули, мать твою за ногу, поймай меня и подержи, лесной житель без рогов!
В принципе, я был уверен, что друг спасет меня даже, если потом самостоятельно изобьет за подобные выражения, но, согласитесь, это было очень весело. Я всегда любил доводить Роули. До смеха, до гнева, не важно – за ним было забавно наблюдать, и вообще, с ним всегда было весело. Это тоже забавно. Но более всего меня волновал карниз, который угрожающе хрустнул и посыпал мне в рот приличную порцию цемента и известки.